Алёна стала проституткой, когда ей исполнилось пятьдесят.
Не то, чтоб эта древнейшая профессия была мечтой её жизни, или целью, к которой она стремилась, нет. Это, безусловно, был вынужденный и отчаянный шаг в неизвестность. А начиналось всё обыкновенно, как у всех.


Незадолго до обозначенных выше событий, Алёну вызвал к себе в кабинет зам директора по кадрам, что само по себе не сулило ничего хорошего. Алёна двадцать шесть лет служила сотрудником Зоологического музея, будучи по образованию биологом. В музее она курировала отдельную развернутую экспозицию, посвящённую эволюционному учению Чарльза Дарвина. На ответственном хранении у Алёны, в числе прочих экспонатов, состояли редкие породы домашних животных, а также единственное в мире чучело пингвина-альбиноса - предмет гордости Алёны и зависти коллег.
- Проходите, Алёна Григорьевна, садитесь, - с трудом выдавил из себя зам директора по кадрам. Его голос звучал так, как будто зам директора только что слегка придушили. Возможно, данный дефект был следствием многочисленных ангин, перенесённых в детстве, но вероятнее всего, причиной послужило пагубное пристрастие начальника к алкоголю и кубинским сигарам.
Алёна послушно села.
- Алёна Григорьевна, администрация музея, с великим сожалением, вынуждена предупредить Вас о грядущем сокращении штатов. Музею трудно выживать в сложившейся экономической ситуации, Вы должны нас понять. Через два месяца, с полной выплатой всех положенных по закону материальных средств. Дела передавайте старшему научному сотруднику Курочкину. У меня всё. Можете идти.
Алёна встала и на негнущихся ногах направилась к выходу из кабинета. Очнулась она, лёжа на антикварном кожаном диване в приёмной, нервная секретарша совала ей под нос нашатырь, зам директора по кадрам замер неподалёку, с графином воды и стаканом в руках. В этот момент до Алёны наконец дошло подлинное значение слова "катастрофа".
Причины сокращения крылись под пологом каких-то неведомых придворных тайн, безусловно, важную роль сыграла зависть сотрудников по поводу чучела пингвина - альбиноса. Самое печальное во всей этой истории было то, что Алёна в жизни ничего больше не умела. Абсолютно ничего.
У неё не было мужа, детей, не было даже отдельной квартиры. Алёна с престарелой, больной мамой ютилась в крохотной комнатке коммуналки, неподалёку от работы, на углу Среднего проспекта и Одиннадцатой линии Васильевского острова. Никогда в жизни она не готовила себе еду, не стирала бельё и имела весьма априорное представление о том, как включаются стиральная машина и пылесос.
Трудно описать словами весь сонм чувств, нахлынувший на Алёну в этот трагический день, но тем не менее, на следующее утро, она, как всегда, была на работе в положенный час.
Старший научный сотрудник Курочкин торжествовал. Алёна тянула с передачей дел, как могла, но не смотря на это, Курочкин уже чувствовал себя полноправным хозяином экспозиции. Шли дни, недели, и наконец, два месяца истекли. Наступил последний Алёнин день в музее. Это был канун дня её пятидесятилетия.
Алёна надела самое красивое из двух своих платьев - зелёное, в стиле бохо. Приколола к нему брошку, купленную по случаю на Апрашке за сорок девять рублей, с двумя красными пластмассовыми бусинами на булавке, и отправилась на работу. Войдя в первый экспозиционный зал, Алёна открыла ключом витрину с чучелом пингвина - альбиноса и обняла его, как лучшего друга, не смотря на яростные протесты старшего научного сотрудника Курочкина. Всё-таки, двадцать шесть лет вместе с пингвином - это не шутка. Затем Алёна направилась в бухгалтерию и получила, причитающиеся ей, расчётные средства, в том числе два оклада вперёд, что в совокупности составило немыслимую сумму в двадцать две тысячи рублей. В отделе кадров ей выдали трудовую книжку, которую Алёна с юности не держала в руках.
Книжка была как экспонат из далёкого прошлого. Начальные записи в ней велись перьевой ручкой.
- Анахронизм, ископаемое - произнесла Алёна, и непонятно было, к чему относятся её слова.
Алёна медленно брела в сторону дома по Университетской набережной, рассеянно глядя по сторонам. Как вдруг, наткнувшись на трафаретную надпись, сделанную белой краской на асфальте, остановилась. Надпись гласила: "работа для девушек" и содержала номер мобильного телефона.
Я думаю, не лишним будет здесь упомянуть и то, что Алёна, несмотря на свой далеко не юный возраст, подсознательно всё ещё продолжала относить себя к категории девушек. Вероятно, по этой самой причине, объявление на асфальте не вызвало у Алёны ни подозрения ни когнитивного диссонанса. Алёна порылась в своей видавшей виды сумке, достала карандаш и на краешке расчётного листка записала номер телефона из объявления. Придя домой, она направилась в ванную, включила кран и набрала номер на мобильном. На другом конце быстро сняли трубку, мужской голос с кавказскими интонациями громко крикнул в ухо Алёне: "ДА!"
- Я по поводу объявления на Университетской набережной, - робко начала Алёна.
- Ну! - выжидающее молчание.
- Я по поводу работы для девушек, - уточнила Алёна.
- Работы очень много, дорогая, работы невпроворот!
- А зарплата?
- Зарплата сдельная, договорная! Больше работаешь - больше получаешь! Ты как работать будешь, по вызову или в стационаре?
- Я - в стационаре, - почему-то ответила Алёна, - а когда можно приступать?
- Да хоть завтра,- хохотнул кавказец,- я, обычно, кастинг сначала устраиваю, но вижу, что ты девочка деловая, с опытом. Приходи завтра к пяти на переулок Гривцова 14, вход со двора, магазин "Индийская роза",- и повесил трубку.
Алёна услышала короткие гудки, и подумала, что не успела ничего спросить о характере предлагаемой работы. Но отступать ей не хотелось, жизнь должна продолжаться, нельзя же сказать маме, о том, что её сократили в музее, это может подорвать мамино и без того пошатнувшееся здоровье.
Алёна проснулась в половине третьего, стараясь не производить лишнего шума, пошла в ванную, быстро почистила зубы, приняла душ и вернулась в комнату. Надела вчерашнее платье, брошку и без четверти четыре вышла на улицу. Путь был неблизким, общественный транспорт ещё не ходил. Было прохладно и сыро, но все мелкие погодные неприятности искупала белая ночь и красота любимого города. Алёна без особого труда преодолела расстояние, она любила ходить пешком, это пожалуй, было то, что она умела делать, помимо своей работы в музее. Без десяти пять Алёна стояла во дворе дома 14, по переулку Гривцова, перед ней располагались ступеньки, ведущие в полуподвальное помещение. Преграждающая путь ржавая дверь, вопиюще заявляла о себе надписью: "Индийская роза". Алёна подёргала ручку, дверь была заперта. Алёна в замешательстве отступила на несколько шагов назад. Вдруг дверь с шумом распахнулась, из неё выпорхнула парочка молодых нетрезвых девушек и лысоватый, но весь покрытый густой шерстью мужик кавказской наружности. "Как похож на макаку суматранскую", - подумала Алёна,
Мужик, как раз в этот момент, сфокусировал свой взгляд на Алёне.
- Ты кто?, - послышался уже знакомый по телефонному разговору голос.
- Я Вам звонила по поводу объявления на набережной, про работу для девушек, - напомнила Алёна.
- А! Так я же велел тебе прийти в пять.
- Сейчас пять часов пять минут, - нерешительно ответила Алёна.
- Вот дура! В пять вечера. А сейчас я хочу спать. А впрочем, заходи раз пришла. Какая же ты "девушка"?! Тебе лет-то сколько?, - кавказец жестом указал на дверь в подвал, и Алёна нерешительно шагнула вперёд.
- Сегодня суббота, и завалялся тут один постоянный клиент, правда он так уже накидался, что ему сейчас до фени твой возраст, вон та розовая дверь, иди, работай! Такса у нас тысяча в час, половину заработка отдашь мне, иди, - с этими словами он подтолкнул Алёну к указанной двери. Алёна вошла, не успев понять, что произошло. Интерьер комнаты, несмотря на то, что помещение располагалось в подвале, был довольно приятным и даже с претензией на изысканность. Стены были обтянуты тканью старо розового цвета, мягкая мебель выполнена в стиле гарнитура генеральши Поповой из "Двенадцати стульев", с тканью в тех же тонах, огромная кровать под балдахином из всё той же задрапированной ткани, возвышалась доминантой посреди.
На кровати лежал грузный мужчина, забывшись сном. На сервировочном столике и на полу валялись бутылки из под водки и дорогого, импортного, игристого вина Моёт.
Алёна подошла ближе. Черты лица мужчины показались ей знакомыми.
Нельзя сказать, что в этот момент в голове Алёны созрел план мести, нет, просто, как бы ни была она наивна, у неё всё же наконец хватило ума догадаться, какого рода работа предлагалась девушкам в том злосчастном объявлении.
Алёна торопливо принялась снимать с себя одежду, бросая её на стул, стоявший около кровати. Раздевшись, она легла рядом со спящим, стараясь выглядеть непринуждённо и сексуально, на сколько это вообще было возможно.
Мужчина пошевелился, сонно пошарил рукой по постели. Нащупав Алёну, обнял её, открыл глаза и тут же отшатнулся, вскочил на ноги, даже протрезвел от ужаса.
- Алёна Григорьевна! Что Вы здесь делаете? Как? Где я? Почему Вы голая?, - завопил откуда-то вдруг прорезавшимся высоким фальцетом зам директора по кадрам.
- Я теперь здесь работаю, - тихо ответила Алёна, удивляясь новым ноткам металла в своём голосе,- Вы же меня вчера сократили!
- Алёна Григорьевна! Это всё чудовищное недоразумение! Я человек с положением! У меня семья! Я всё исправлю! Всё ещё можно исправить! Алёна Григорьевна! Только умоляю, никому ни слова, никому!
Вскоре, под сокращение попал старший научный сотрудник Курочкин, а в понедельник, как всегда, в установленное правилами трудового распорядка время, Алёна вошла в Зоологический музей и направилась в первый экспозиционный зал, где её дожидалось единственное в мире чучело пингвина-альбиноса.

(С)

- сразу в цитатник  [x]
- редактировать  

Понравилось? Поделись с друзьями: